Член президиума Ассоциации юристов России Михаил Барщевский поговорил с председателем Комитета Государственной Думы по охране здоровья Сергеем Калашниковым о том, нужно ли тестировать школьников на предмет употребления наркотиков, о роли негосударственных антинаркотических организаций, о дурманящих препаратах в аптеках и о вреде табака.
Сергей Вячеславович, недавно, пока только в первом чтении, был принят по сути первый закон, реально направленный на борьбу с наркоманией. Почему законодатели так долго подступались к проблеме, которая в России ощущается давно и очень остро?
Сергей Калашников: Эффективных рецептов борьбы с наркоманией во всем мире нет. Есть сомнительные достижения отдельных стран. Например, в Голландии, где разрешено распространение легких наркотиков, как ни парадоксально, количество потребления тяжелых наркотиков ниже, чем в соседних странах. Но Евросоюз немилосердно давит на Голландию, чтобы она ввела запрет на легкие наркотики, потому что с них люди неизбежно переходят на тяжелые. В России проблема крайне запущена. Принимаемый закон направлен прежде всего на профилактику наркомании среди самой уязвимой части населения - юношества. Как показывает статистика наркоконтроля, начало употребления наркотиков происходит в основном до 20-25 лет. Цифры ужасают. По данным ряда субъектов РФ, до 17% школьников пробовали наркотики, в некоторых регионах - даже 25. Основная новелла предполагает проведение регулярного тестирования и диагностики на употребление наркотиков среди школьников и студентов. Но за этим смыслом мало содержания. Вводя тестирование, которое, кстати, существует во многих странах и у нас поддерживается абсолютным большинством населения и законодателей, авторы законопроекта отождествляют детскую наркоманию и даже эпизодическое употребление наркотиков со взрослой наркоманией. Но школьников нельзя направлять во взрослые наркодиспансеры. Если 14-летнего мальчика за то, что он где-то однажды что-то в компании попробовал, поставить на учет, он уже никогда не сможет быть судьей, получить право на владение оружием, водительские права и т.д. Кроме того, он еще не наркоман и лечить его так, как лечат взрослых наркоманов, абсолютно невозможно.
Можно даже про этого школьника сказать, что он не зависимый, а любопытный.
Сергей Калашников: Совершенно верно, но и среди школьников нужно осуществлять профилактику, и даже, если необходимо, лечение. Но ничего о том, каким образом будет проводиться профилактика, в законе не говорится. Не говорится и о лечении, а это должна быть детская наркология - организационно абсолютно новое направление медицины. У нас ее нет как таковой, и ее надо создавать.
Дума приняла закон в первом чтении, но дальше затронутые мною вопросы могут серьезно осложнить прохождение документа. Просто техническими поправками этот закон не улучшить, его нужно насыщать конкретными нормами. А их нет, их надо разрабатывать.
Как вы относитесь к негосударственным структурам, которые борются с наркотиками?
Сергей Калашников: Очень хорошо, потому что они более эффективны, чем существующие государственные структуры. Может быть, они пользуются более жесткими методами, но при этом заболевании других методов просто нет. Их зачастую обвиняют в жестоком отношении к наркоманам, но это неизбежно. Мне известен случай, когда отец заманил сына в клетку, заварил дверь клетки, привез в наркодиспансер и сдал, иначе было невозможно.
Правильно ли я понимаю, чтобы спасти человеческую жизнь, приходится нарушить человеческие права?
Сергей Калашников: Да, в данном случае высшей ценностью следует считать человеческую жизнь и при этом понимать, что наркоман, согласно юридической терминологии, недееспособен. Он не может отвечать за свои поступки и действовать как ответственный гражданин. В подобных случаях все решает право. А то, что им пользуются и общественные организации, происходит потому, что наркоконтроль это не делает так, как надо.
Список запрещенных медицинских препаратов, из которых производят синтетические наркотики, все время пополняется. Это, что, недоработка науки или поддержание видимости борьбы с наркоманией?
Сергей Калашников: Ни то, ни другое. Наука, в данном случае фармацевтика, постоянно развивается. Мы не можем остановить развитие фармакологии. Точно так же мы не можем остановить творческую мысль населения, которое использует научные достижения в преступных целях. Проблема раннего фиксирования того, что лекарство становится реальным массовым наркотиком, существует во всех странах. Здесь есть юридический нюанс: чтобы признать что-то наркотиком, необходимо доказать, что это обладает наркотическим воздействием, а для этого нужны клинические испытания и т.д. ФСКН просит, чтобы ему дали право приостанавливать продажи любых препаратов для изучения. Если они ошибутся, препарат исчезнет на 3-6 месяцев из продажи, но это менее страшно, чем продавать узаконенное лекарство, которое может использоваться для наркопроизводства.
Госдума наконец приняла закон, ограничивающий права курильщиков. Ваша точка зрения: в чем причина такой жесткой дискуссии?
Сергей Калашников: Табачные компании научились защищать свои высокие доходы. В цивилизованных странах их ограничивают, и российский рынок для них представляет огромный интерес, это второй по объему рынок в мире. Кроме того, классический, узаконенный лоббизм начинался с борьбы табачных компаний против запрета табака, они имеют колоссальный 60-летний опыт борьбы за свои права. У них отработанная структура, приемы и методы, они платят лоббистам, которые навязывают нам дискуссию.
Но запретами никогда ничего не побеждали, тем более в стране, где 70 процентов мужчин и 40 процентов женщин курят. Бороться с табакокурением можно только через мозги. В США до того, как ввести запреты, сделали курение немодным и неэлитарным. Когда вы запрещаете курение в общественных местах, это нормально при условии, если в этом месте есть комната для курильщиков, в противном случае это нарушение моих конституционных прав.
Сергей Калашников: Вы, наверное, думаете, что вы табак курите. Содержание табака в сигарете с каждым годом снижается, и уже, по-моему, пришло к нулю. Берут уже не листья табака, а солому, ароматизируют всякой гадостью, и люди это потребляют. То, что сейчас в законе прописано, многие страны уже проходили, это дает эффект. Но если бы мы заставили табачные компании расшифровать на каждой пачке ее содержание: сколько там смолы, диоксина, то есть просто яда, это стало бы главным ударом по табачным компаниям.
Может это надо было в законе прописать, а не повышение акцизов?
Сергей Калашников: Как только я заикнулся о том, что этот закон - только первый шаг, а дальше - надо расшифровывать, что стоит за понятием смолы, на меня сразу обрушилось табачное лобби. Они к этому закону готовились. Я вообще подозреваю, что многие его разделы написаны табачными компаниями. Они его не боятся. Они боятся, когда на поверхность вытаскивается именно то, что в их сигаретах. А насчет воспитательных мер я с вами полностью согласен, но сама норма запрета носит воспитательный характер.
Не разумнее было бы за счет бюджета дотировать лекарственные препараты, уменьшающие зависимость от табака и помогающие бросить курить?
Сергей Калашников: В законе существует норма о том, что государство вводит лечение от курения в систему гарантии оказания медпомощи. Но я лично категорически против бесплатного лечения курения. Курение - это не болезнь, а психическая зависимость, распущенность. Я вообще считаю, что если бы у нас была по-настоящему страховая медицина, то курильщик должен платить страховые обязательные взносы больше, чем здоровый.
Ключевой вопрос
Сколько, по вашим данным, в России зависимых от "натуральных" наркотиков - кокаина, героина, гашиша - и различных синтетических препаратов?
Сергей Калашников: Существует 3 группы наркотиков. Первая - то, что вы называете натуральными, прежде всего производные каннабиса или анаши, плана и т.д., т.е. индийской конопли. Вторая - синтетические. И третья - тяжелые синтетические и природные наркотики, например, кокаин и опиум. Очень условно, потому что данные приблизительные, общее количество наркоманов оценивают в 4 миллиона человек, плюс-минус миллион. Потребление традиционных тяжелых наркотиков в последнее время не растет и оценивается в миллион человек. Весь учет по тяжелым наркотикам идет только через наркологические диспансеры. Но нужно понимать, если человек догнал дозу до того, что уже умирает или у него нет средств приобретать, он сам приходит в наркодиспансер, ему снижают дозу, как бы вылечивают, и он опять начинает употреблять с мелкой дозы. Есть те, которых фиксируют в местах лишения свободы. Но, как правило, дилеры попадаются не на тяжелых наркотиках, а на легких. Сами легкие наркотики вообще плохо фиксируются, и по ним нет никакой статистики. Но главная проблема другая: у нас растет потребление синтетических наркотиков, основным поставщиком которых является Китай. Не случайно в Хабаровском крае самый высокий уровень употребления наркотиков среди школьников по всей стране.
Источник: "Российская газета", Михаил Барщевский
