Первый Мурманский Медицинский Портал

Московское издательство "Литтерра" выпустило учебное пособие под названием "Хрестоматия по истории медицины". Его составители - Елена Бергер и Мария Туторская. Книга вышла под редакцией доктора медицинских наук и доктора исторических наук профессора Дмитрия Балалыкина, заведующего кафедрой истории медицины, истории отечества и культурологии Первого МГМУ им. И.М.Сеченова, председателя совета директоров ЗАО "МСМ-МЕДИМПЭКС".

- Во-первых, Дмитрий Алексеевич, поздравляю вас с выходом книги. Ее приятно держать в руках, она хорошо смотрится.

С удовольствием принимаю ваши поздравления, потому что с 1962-го года хрестоматии по истории медицины не было. Последняя такая хрестоматия выходила под редакцией покойного профессора Грибанова. К сожалению, все больше и больше об историках науки мы говорим "покойный"...

- Вымирающая наука, да?

Эта наука в общем разрушена. В ней не осталось преемственности.

- Но тем не менее, вы – завкафедрой истории медицины и преподаете эту дисциплину.

Я это делаю. Мало того, что я пытаюсь ее каким-то образом реанимировать, но это совершеннейшая случайность. И если бы мне сказали 20 лет назад, что я буду защищать диссертации по истории медицины и заниматься этим, я бы просто посмеялся. И я откровенно рассказываю студентам, что когда я учился во Втором меде, я прогулял весь курс истории медицины, потому что он казался мне безумным, совершенно ненужным и скучным.

- Но у ваших студентов интерес есть, как вам кажется?

Да, я и мои коллеги пытаемся каким-то образом его вызвать. Мы не просто выпустили хрестоматию, мы получили гриф РАО. Для нас очень важно, что ее поддержала Академия образования, потому что, несмотря на то, что мы фокусируемся на истории медицины, хрестоматия по любой гуманитарной специальности -- философии, филологии, каким-то частным вопросам истории -- она в любом случае в достаточной степени универсальна. Мы не можем сказать, что избранные выдержки из Фукидида или Рене Декарта или, скажем, крупного русского хирурга Владимира Басова, интересны только медикам. Биологи, философы, историки тоже входят в круг наших читателей.

- Ваше учебное пособие все-таки адресовано студентам –медикам?

В первую очередь.

- Они его уже видели?

Не успели еще. Оно только вышло, сейчас поступает в библиотеки медицинских вузов по всей стране. Но будет и в розничной продаже, и в научных библиотеках. Учебный год начнется с этим пособием.

- Какой тираж хрестоматии?

Совсем не маленький. Две тысячи. Для научно-методической литературы это много.

- Какие разделы в ней представлены?

От античности, от древних медицинских папирусов Египта до позднего Нового времени и до промышленных революций 19-го века.

- Кстати, где заканчивается история и начинается реальность: 20-й век или 19-й? Пирогов -- это история медицины все-таки, наверное?

Нет, именно Пирогов -- нет.

- А где граница?

19-й век. Все-таки эффект научно-технических революций 19-го века мы наблюдаем до сих пор. 19-й век в этом отношении дает очень много пищи для размышлений. Вот, пожалуйста, Мечников - Нобелевская премия за иммунитет. Мечников – автор основ теории фагоцитарного иммунитета, но этот иммунитет, фагоцитоз лейкоцитов, открытый Мечниковым, он же с тех пор не изменился! То есть лейкоциты продолжают кушать инородные тела. В этом смысле эта научная теория абсолютно актуальна до сих пор, она фундаментальна. Да, возможно, она спустилась с уровня академического ученого до уровня базовых знаний студента старших курсов, но тем не менее, это, безусловно, не архаика.

Если мы поговорим о представлениях Пирогова, а что, собственно, сделал Пирогов? В чем его значение?

- Военно-полевая хирургия, например...

Он, бесспорно, внес огромный вклад в военную хирургию, вопросов нет, возможно, даже основополагающий в мире. Да, с наркозом много сделано, но это не главное. Главное другое. Пирогов, вообще-то говоря, создатель современной хирургической анатомии. Ведь после Крымской войны прошло несколько крупных войн. Вторая мировая -- это вообще уникальный советский опыт, во время войны у нас гораздо больше, чем у немцев, больше чем у союзников, был процент возвращения солдат в строй. У нас возвращалось до 80 процентов раненных, такого не было нигде. Принципы транспортировки, этапы оказания медицинской помощи, уровни госпиталей и так далее со времен Крымской войны изменились настолько сильно, что военно-полевая хирургия Пирогова -- это уже как раз в большей степени история. А вот оперативная хирургия и топографическая анатомия, иначе сказать хирургическая анатомия - это не потеряло актуальности. Ведь что было до Пирогова -- сегодня это смешно звучит даже для не медика, до Пирогова хирург не должен был знать анатомию. Такие крупные светила западной хирургии начала 19-го века, как немецкий хирург Иоганн Фридрих фон Диффенбах, они анатомию не знали, не учили и студентам не рекомендовали.

- А как же тогда они практиковали?

Помните как в "Войне и мире" Анатолю Курагину ампутировали ногу? Ему дают здоровую бутылку водки -- это единственное обезболивающие, которое что врачи могли предложить в то время. Какая тут анатомия? Зачем она? Атлас Андреаса Везалия полистали, и все. Возможностей полостных вмешательств не было ровным счетом никаких. Ты не успел человеку брюшную полость вскрыть, он уже богу душу отдал на операционном столе. Тогда хирургия была чистым ремеслом.

С Пирогова началась новая хирургия. Наш ректор к юбилею Пирогова, который был в 2010-м году, выпустил уникальный атлас: картинка слева -- с современным 3-D, КТ, МРТ, в зависимости от органа, а справа -- картинка из атласа Пирогова. И я не берусь сказать, где лучше. Именно Пирогову принадлежит гениальная идея получать изображения со свежезамороженных трупов, чтобы органы и ткани не успели сместиться в силу пост-мортальных изменений. В результате суммирования тонких – миллиметровых распилов - получалась трехмерная реконструкция органа. Но в хирургической анатомии был не только Пирогов, там есть и другие русские фамилии -- там был профессор Илья Васильевич Буяльский, с которым Пирогов все время конфликтовал...

Но в 30-е годы 19-го века одновременно происходят несколько очень важных открытий, хотя это все равно еще не научно-техническая революция, это общая теория науки, когда в силу накопления определенных предпосылок -- религиозно-философских, обще-философских, технических, технологических, возникает некий взрыв, возникает он многоточечно, полисистемно. И буквально одновременно возникает несколько мощнейших открытий, из которых складывается современная клиническая медицина и современная клиническая хирургия. Во-первых, появляется наркоз и в целом анестезиология. Второе -- это асептика, антисептика, борьба с инфекцией. Это открытие связано, безусловно, с именем англичанина Джозефа Листера, начавшего использовать карболовую кислоту для дезинфекции инструментов и всего, что соприкасалось с раной.

Мы до сих пор существуем в цикле последствий научно-технической революции 19-го века. Но сейчас начинается новый цикл.

- Ну, вот, скажем, рентген -- это история или не история?

Нет. Потому что мы до сих пор работаем на рентгеновских аппаратах, хотя они цифровые, усовершенствованные. Но работа собственно Рентгена и его института -- это, конечно же, история. Работа Пирогова -- это не история, потому что вы сегодня можете взять атлас Пирогова и совершенно спокойно по нему оперировать. Точно так же не история Павлов. С одной стороны, это, само собой, история, но с другой, это совершенно современные вещи, потому что сегодня практически все по кровообращению, а также награжденное Нобелевской премией открытие Павловым работы главных пищеварительных желез -- это все актуальные вещи. Они актуальны с точки зрения научных представлений, методологии, потому что методология в науке -- это все.

Без методологии медицина – ремесло. Где в Средних веках была самая лучшая пластическая хирургия? В храмах медицины в Индии. Ведь Средние века и Позднее Средневековье -- это постоянная резня всех со всеми, и гражданская казнь побежденного раджи заключалась в том, что ему отрезали нос. - Такие были нравы, такие были правила. Он, по-моему, даже имущества не лишался, но нос ему отрезали. У индийских жрецов была методика восстановления тканей носа лоскутом, взятым со лба, поэтому человек потом всю жизнь носил чалму. Ну, чалма у сикхов – это другое, а чалма на старинных рисунках на голове у индусского князя означает точно, нос у него после пластики, и он скрывает свой шрам. Поскольку победа часто переходила с одной стороны на другую, мы могли видеть обоих раджей с искусственными носами. Храмовая индийская медицина - это чистый оккультизм, банальная практическая анатомия. Почему забирали кожу со лба? Потому что кровообращения не понимали. Лоскут не высекался полностью, он на ножке спускался вниз и кровоснабжался естественным образом. Сейчас же с руки можно взять лоскут, и там все гораздо проще, но для этого нужно знать кровообращение, его принципы, анатомию, микроциркуляцию и так далее. А они этого не знали. И потому это одноразовый шедевр, он не влечет за собой ни знания хирургической анатомии, ни развития дальнейшей медицины, ничего...

- Как вы относитесь к изучению древнейших объектов и установлению их медицинской истории современными методами? Я имею в виду недавнее обнаружение атеросклероза у египетских мумий или, к примеру, исследования, позволяющие строить предположения о смерти Тутанхамона.

Мне смысл этих работ не понятен, откровенно говоря, я не стал этим заниматься. Отчего умер Тутанхамон не так важно. Но когда мы говорим о наличии на тех или иных этапах истории науки, естествознания в целом и медицины в частности, системы научных или квази-научных представлений, и мы можем исследовать современными методами артефакты этой эпохи в целях критики, в целях восстановления исторически-достоверной картины развития научных представлений, это другое дело. В этом смысле Египет совсем не интересен. Прогресс медицины возникает только в послеплатоновский период.

- Таким образом, получается, что для вас самый интересный период -- это новейшая история?

Для меня самым интересным является другой период -- период рождения науки, 16-17-й век. Вследствие религиозных войн, Реформации и Контрреформации в Европе возникает мощнейшее духовное и интеллектуальное напряжение, и собственно, побочным продуктом которого является рождение науки. Я имею в виду Френсиса Бэкона, Рене Декарта и общую теорию науки, которая возникает именно при них. Это период, когда из религиозно-философской истории христианства и какого-то накопления практического опыта в естествознании и, в частности, в медицине, синтезируется научный метод.

-Возвращаясь к затронутой вами теме преемственности в истории медицины и в медицине вообще, что бы вы могли сказать как преподаватель о тех проблемах медицинского образования, что у всех на слуху? Я имею в виду массовые прогулы, фиктивные оценки и как следствие, ожидаемую низкую квалификацию будущих врачей. Что, на ваш взгляд, происходит на самом деле?

Дело в том, что я привык работать в частной компании, а оказавшись в университете я стал ощущать какие-то процессы особенно остро. Когда я пришел на кафедру, понимая, что зарплаты маленькие, я пообещал сотрудникам, в первую очередь тем, кто будет работать в науке, гранты, какие-то поощрения… А что еще я могу сделать? Я же не могу им вместо государства зарплату платить. А нерадивых студентов я стал выгонять. Смешно, но в конце года на курсе человек 20 могут оказаться не сдавшими сессию, потому что у них нет зачета по истории медицины. И не потому, что это какое-то зверство, а просто непосещение и хамство с их стороны. Приди и скажи: "Не могу ходить", договориться с преподавателем все же можно. А приходить в декабре, пропустив все в октябре, это свинство. Я всех таких выгоняю. И забавная вещь -- на одном из больших Учебных советов я вдруг получил неожиданную поддержку ректора, когда в разделе "Разное" он вышел на трибуну и, говоря о шквале публикаций в интернете по поводу "торговли" зачетами и экзаменами, привел в пример нашу кафедру, как наиболее бескомпромиссную в этом плане.

Лекарства очень простые -- во-первых, все-таки нужно платить людям человеческие деньги. Профессор не должен работать за 22 тысячи рублей, это смешно.

Вторая проблема - это коррупция. Третий момент -- безусловно, не должно быть подушевого финансирования университетов. Если на первый курс пришло 100 человек, и вышло с шестого курса 50 человек, а всех остальных выгнали за неуспеваемость, это не должно приводить к сокращению подушевого финансирования. Чем больше у вас студентов, тем больше вы получаете, -- это совершенно порочный принцип.

Придя работать на кафедру, я настоятельно попросил сотрудников помнить об уровне и репутации русского университета, русских профессоров.

Завершая нашу беседу с профессором Балалыкиным, мы вновь обратились к новой Хрестоматии, заключительные главы которой посвящены клинической медицине и хирургии России XIX века и связаны с такими именами как С.П.Боткин, А.А.Остроумов, Ф.Ф.Эрисман, В.А. Басов, Н.В.Склифосовский. Как отметил Дмитрий Алексеевич, "это имена непреходящие. Они просто есть и все. Этот как в химии система периодических элементов Менделеева, она просто есть и все. Она настолько фундаментально описывает базовые взаимоотношения и свойства элементов в химии, что остается только заполнять клеточки. Эта система координат позволяет прогнозировать и планировать направления новых научных исследований. Так же и история нашей медицины".

Источник: MedPortal, Марина Аствацатурян

Изображение: Профессор Дм.А.Балалыкин, фото из личного архива